Мы выносим на обсуждение положение о том, что страх смерти, присутствующий бессознательно у каждого человека, является следствием фрустрации экзистенциальной потребности в признании (поглаживании). Также мы хотим обсудить проявления страха смерти у лиц с различными психическими расстройствами, использующими различные механизмы психической защиты.
Для начала давайте проведем небольшой мысленный эксперимент.
Представьте себе, что вы, проснувшись утром, отправляетесь на кухню. На кухне мама (кто-то из близких, для наших студентов это, чаще, мама, для кого-то супруг или супруга) готовит завтрак. «Привет мам» … Молчание. Как готовила, так и готовит. Папа читает. «Привет пап». … Молчание… «Привет!» … «Доброе утро!» – голосите вы, заглядывая каждому в глаза … Ноль эмоций. Каждый занят своим делом. Вы, в некотором недоумении, отправляетесь в ванную, по дороге встречаете брата. «Привет!» … Никакой реакции. Чуть не прищемил вас дверью. … Судорожно собравшись, отправляетесь в институт. На лестнице соседка, тетя Маша, возвращается из магазина. «Здрасте, тетя Маша.» … Молчание… По дороге, ну хоть бы кто обратил на вас внимание. Вы и улыбаетесь, и киваете, и здороваетесь. Никакой реакции. Люди проходят и глядят мимо вас, передают деньги в маршрутке так, как будто вас не существует. Приходите на учебу. «Привет!»… Молчание… «ПРИВЕТ!!!» … «ДОБРОЕ УТРО!!!!» … «ВЫ ЧЕГО ВСЕ ОГЛОХЛИ!!!»
Ну и как вы себя чувствуете? Что собираетесь делать?
Большинство студентов, участвовавших в эксперименте, отвечают – «Жутко!», «Меня нет?!», «Как будто я умер!» Страх. Замешательство. Это обычная реакция на фрустрацию экзистенциональной потребности в признании (в Трансактном Анализе (ТА) - поглаживании).
Мы существуем до тех пор (или с тех пор) пока есть кто-то, кто признает наше существование. Мы отражение в чьих-то глазах. Если нет никого, кто бы признал наше бытие, существование – значит нас нет. Поэтому ребенок знакомиться со страхом смерти (страхом небытия, аннигиляции) буквально с самого рождения. (Возможно, в процессе рождения, а может быть и до него, но сейчас не об этом речь). В те минуты или, не дай бог, часы, когда отсутствует близкий, который подтвердил бы его существование, ребенок не живет. Причем, детские переживания на несколько порядков сильнее тех, что вы испытали в процессе нашего эксперимента. Вы достаточно взрослые люди и для вас это эксперимент. Для ребенка – это реальность. Минута в его представлении – вечность. И чем с большей фрустрацией экзистенциональной потребности он встречается, тем более суровой является эта реальность.
$IMAGE1$
Ощущение смерти и небытия постоянно присутствует с нами. И нам необходимо колоссальное психическое напряжение, чтобы эту реальность отрицать. Ведь классическое утверждение, что «когда я есть – смерти нет, когда смерть есть – меня уже нет», является демонстрацией работы механизма отрицания. Как только этот защитный механизм не срабатывает (что происходит, например, во время смерти кого-либо из близких), человек оказывается лицом к лицу со смертельным ужасом. Результатом срыва механизма отрицания смерти могут быть разнообразные тревожные и фобические расстройства.
Тревожный человек смутно ощущает присутствие смерти. Человек с танатофобией откровенно боится смерти. В случае если срабатывает механизм смещения, то страх перемещается со смерти на любой другой объект. Ведь гораздо легче бояться конкретных вещей (пауков, высоты, темноты и т.п.), чем смерти. Кроме того, конкретных объектов, вызывающих страх, можно избежать с помощью профобического компульсивного поведения. И не сталкиваться с пауками, лифтами, мертвецами и т.д. в своей повседневной жизни. В случае обсессивных и компульсивных расстройств защита от страха смерти происходит через попытки контроля. Если я все сделаю правильно – со мной все будет в порядке. Навязчивость становиться попыткой контролировать то, что в принципе контролировать невозможно. Собственную смерть.
(Кстати как вы себя чувствуете прямо «здесь и сейчас», когда мы говорим о смерти?)
Социальные фобии являются следствием другого явления, непосредственно связанного со смертью – страхом отвержения. Для пещерного человека изгнание из племени – эквивалентно смерти. Первобытному человеку невозможно выжить одному, без соплеменников. Поэтому для современного человека важно соответствовать социальным ожиданиям и избежать отвержения, которого так боится пещерный человек, живущий до сих пор в каждом из нас.
Общеизвестно насколько трудны для коррекции тревожные расстройства. Психотерапевт находится в достаточно двойственной позиции при терапии тревожно-фобических и обсессивно-компульсивных расстройств. Успехом лечения должно быть отрицание очевидного явления – неизбежности собственной смерти.
Но вернемся к нашему эксперименту.
Следующий реакцией после того как мы соприкоснулись с чувством анигиляции, в результате того, что окружающие не признают вашего бытия, является агрессия. Студенты во время подобного эксперимента отмечают, что готовы разрушить весь мир вокруг, когда сталкиваются с чувством, что никто их не замечает. Несмотря ни на что, несмотря на любое наказание. Это очередной раз подтверждает положение ТА о том, что негативное поглаживание лучше, чем их полное отсутствие. Избиение, порка, боль подтверждают, что «я есть, я живой, меня заметили». Поэтому агрессия у детей, садистические наклонности у взрослых, психопатическое поведение является ответом на фрустрацию экзистенциональной потребности в признании. Садизм – это вторичное влечение, которое возникает как реактивное образование в ответ на фрустрацию потребности в привязанности. Нам данная точка зрения кажется более близкой к реальности и здравому смыслу, чем теория о существовании первичного влечения к разрушению (мортидо, деструдо). Кроме того агрессия это также защита от страха собственной смерти. Если я становлюсь тем, кто убивает, я контролирую смерть.
Ответной реакцией на деструктивное поведение ребенка является наказание со стороны родителей. У ребенка появляется страх наказания за проявление своего гнева. И с этого момента начинается битва полов и темпераментов.
Если побеждает ребенок (как это часто бывает в случае психопатизированных мужчин, с сильным темпераментом, воспитанных слабыми отцами или матерями-одиночками), то закрепляется деструктивное, садистическое поведение.
$IMAGE2$
Если побеждает взрослый (что чаще происходит у мазохистичных женщин, или мальчиков со слабым темпераментом, не способных выдержать борьбы), закрепляется страх перед проявлением собственного гнева, демонстрация подчинения. Это проявляется, так называемым, мазохистичным поведением, тенденцией к принятию чужой агрессии. И опять же субъективно для мазохистичного пациента легче переносится ситуация унижения, боли и страха избиения, чем чувство одиночества, отверженности и страх смерти (небытия). Этим объясняется устойчивость браков между садистичными мужьями и мазохистичными женами. Формируется ситуация, описываемая в ТА, как Треугольник Спасения. Садистичный мужчина – Преследователь, мазохистичная женщина, его жена – Жертва. Периодически происходит смена ролей, когда мужчина после очередного избиения жены испытывает вину за чрезмерное проявление гнева, а женщина преследует его через демонстрацию ущерба и унижения.
Таким образом, личность пациента представляется нам слоями защитных психических механизмов, формирующихся вокруг центрального страха смерти (небытия), присутствующего у каждого из нас в результате фрустрации базовой потребности в признании (поглаживании). Психическая патология проявляется в том числе в результате срыва механизмов психической защиты или в результате негибкого и неадаптивного их применения.
|
